Ну что Вам о геологах сказать?
О них больших поэм не написали.
Но звонче всех, им пели - дали,
О красоте, которой в городах не увидать
Искали кто-то счастье, кто-то камни,
И открывали новые пути.
На север, на восток, и как обычно дальний,
Тайга и горы звали их идти.
Дороги были, были и маршруты,
Болота, зной и комары,
И счастье попадало на ладонь кому-то,
И горе, среди прочей мишуры.
Рюкзак и стертые мозоли,
Тропа на неизведанном пути,
Всё вспоминается до счастья, иль до боли,
Другим такой дороги не пройти.
Была ведь молодость, была в ней и разлука,
Тоску романтики, не поворотишь вспять,
И вот когда надоедает скука,
Всем хочется к таежному костру опять.
Где можно было б из обычной, закопченной кружки,
Огня глотнуть, за будущий успех.
Где локоть часто заменял подушку,
А ноги согревал собачий мех.
Но жизнь меняется, проходит быстро время,
И чаще ноет сердце по весне,
Теперь мы рюмки наполняем у апреля,
На день Геолога, как память о Судьбе.
Вспомним годы молодые и наши песни у костра
Никулин В.М.
(С) Вышень
Мне очень часто везло на события и людей и я считал это нормой, пока воотчию не встретился с Великой флуктуацией везения воистину мистического. Валька Гуров...
Среди геофизиков он был единственным "чистым" геологом, а легенды о его везучести гуляли от Тимана до Апатит. Мой прибор нашёл с десяток аномалий с заданной электрофизикой и магниткой, но шурфы, битые в коренную породу давали зеро. На меня косились, так как я ещё и камералку считал по своим замерам, я ярился... и превратился в заядлого рыбака, лишь бы не видеть этих косых взглядов, которые только полевая этика не позволяла превратить в забористый мат по поводу "науки". Кто знает, что такое молотить 4-5 метров до коренной, а потом ещё и в неё заглубляться, их поймёт. Прилёт Вальки и был связан с желанием разрубить этот гордиев узел, так глубоко и почти мистически верили в его фарт.
И он проявился сразу... на хариусах.
- Место под шурф определим завтра, а пока покажи мне ту ямку, где словил своего красавца.
Я только пожал плечами, полагая деликатность этого писаного красавца в шикарной экзотической бороде, в то время как мои молодые клочья... н-да. Деликатность, которую он, тридцатилетний таёжный волк мудро проявлял к почти мальчишке в связи с открытой обструкцией моего прибора и метода. Не знал Валя о гиперборейской закваске искателя-одиночки и характере, выработанном годами работы над собой
Под вечер, когда мы уже рылись в моих лентах, привязывая их данные к местности, он вышел "прогуляться до ветру", прихватив ружьё: в округе шалила россомаха - гнусная помесь гиены и медведя, но куда страшнее и той и другого по повадкам и коварству.
Нет, он не грохнул, как вы ожидаете, эту тварь, разорившую неделю назад нашу коптильню, хотя уже через минут пять после ухода в кусточки открыл пальбу преизрядную. Оказывается у него, сидящего на корточках со спущеными (пардон, дамы) портками, решил под носом прогуляться глухариный выводок, уже почти вставший на крыло, и он спокойно прихлопнул их вместе со здоровенным папашей - целых 4 штуки.
- Я бы больше взял, если бы не штаны, оправдывался он, явно понятия не имея, что наш и два два лёгких отряда по соседству, обслуживаемые одним вертолётом, не видали дичины уже месяц, со старых стоянок.
- Отправим им подарочек, - солидно изрёк Валя, всё оказывается знавший, как бы оправдываясь, что так много настрелял.
Мы снова уселись с ним за ленты самописцев, мои вычисления и данные авиаразведки малых высот. Он ползал по карте, сопел и что-то бубнил под нос, а потом глянул на меня с каким-то новым интересом.
- Ты сколько у нас?
- С мая и в гробу бы я видел ваше 2-е стратегическое управление, если бы вы так не платили за НИИ и ОКР: мне военные моряки столько не платили за внедрение, а уж про вашу общую геологию и нефтянку я молчу. А что?
То есть, ты в геологии - ни бум-бум.
- Ага, - радостно подтвердил я, - и даже больше. А что?
- Прекрати эту еврейскую манеру - вопросом на вопрос. Наш Канторович так не делает, хоть еврей чистейших кровей.
- Потому и не делает, так делают жиды.
Валя с новым интересом уставился на меня.
- Есть разница?
- У вас ещё Персиц в главных геологах ходит, вот и сравни. Я ни того, ни другого в глаза не видел, но по их повадкам всё вижу насквозь: еврей и жид.
- Завтра обоих увидишь, - как-то рассеяно заметил он, разглядывая меня почти неприкрыто.
- С чего бы это? Серега (нач.отряда) с ними через Москву по рации общается, там они и мы им в упор не интересны, неудачники.
- Кстати, у него авральный сеанс во сколько?
В 22-00 и через Усть-Цильму.
- Ничего, там дальше передадут. Пойди-ка, дружок, да потихоньку скажи ему, чтобы чтобы Канторович выдвигался завтра утренним почтовиком в Печору: оттуда 2 часа на борту лёту к нам - пусть сейчас авралом Серёга всё передаст, да из палатки всех выпрет на время связи. Ещё Шеве в авиаотряд пусть передадут: в 12 примерно - готовность и пусть с нашей волны не слезает.
- А ты?
- Он снова уставился на меня своими синими брызгами и тут я сначала почувствовал, а потом и увидел, что этот детина волнуется как дитя.
- Это хорошо, что ты не геофизик и, тем более, не геолог.
- Ага, - легко согласился я, - в отместку разглядывая его почти бесцеремонно, как он меня давеча. - И что?
- Жид, - задумчиво протянул Валя, - по твоей же квалификации: вопросом на вопрос. А с виду - славянин.
Он явно на что-то решался, а я не торопил, хотя внутри уже разгоралось знакомое предчувствие удачи.
- Значит, не подгонял ничего даже во славу своего хвалёного прибора: не под что было подгонять.
- А было под что?
Он вздохнул и - как в омут:
- - Под это!
И подтолкул ко мне карту со своими пометками.
- Ты физик-математик и всё увидишь, смотри.
И умирал я не раз, и перевоплощался, и уж такие клубки судьбы расплетал. Но этот румяный здоровяк, этот везунчик, волнующийся сейчас как дитя, казалось собирался показать мне путь не менее, чем к бессмертию. И я увидел его на развороте трёхвёрстки.
Валя был прав: для непосвящённого на карте была пунктиром прорисована довольно корявая спиралька с дублированем на единичке
Серенькая спиралька, в эпицентре которой нас ждало бессмертие в виде первых в мире европейских алмазов. Завтра это буднично оформится в открытие мирового значения и по традиции нам предложат составить из своих имён имя драгоценной находки и оставить его в истории. Это ли не бессмертие?! А в том что эта находка будет я не сомневался: залогом тому были Валя-везунчик и волшебная спираль на карте.
- Пойдём, покажу.
Валя сегодня был Гарун-аль-Рашидом, хоть порой детское волнение пресекало его мужественный бас, срывая его едва ли не на щенячий фальцет.
- Такую картинку я вижу второй раз в жизни.
- А первая - в Якутии?
- У моего учителя в МГРИ. Он сказал, что так должна выглядеть электрофизика идеального месторождения. Он эту картинку 42 года получал, точку за точкой, но только когда вышел на 13, понял, что следующей будет 21. "Золотое сечение"...
Валя вдруг пружинисто встал с раскладушки, и, едва не отодрав марлевый полог, с грациозностью медведя вывалился из палатки в полярный день под полуночное солнце.
- Будет ему от Коркуши за комаров, - мелькнула мысль, вдребезги разлетевшаяся от контакта с безумной Валиной энергетикой.
- Серёга потом, а сейчас я тебе покажу этот дубль один-один. Вы промазали с шурфом на четыре с третью метра и в другом случае всё равно не промахнулись бы мимо брекчии. Но твой уродец, на который без слёз и смотреть-то нельзя, нарисовал идеал, Мадонну Рафаэля и...
Он захлёбывался, сглатывал окончания, вдруг останавливался, поражённый какой-то мыслью, и тогда я едва не врезался в его широченную спину. Пару раз он раскидывал планшет, пристраивал компас и сверял наше направление. Я уже догадался, к какому шурфу он тянет меня, точно муравей дохлую гусеницу, но решил не портить прозой демонстрации набитой нами чуть левее тропы этого запредельного шаманства: путешествия в мистическую страну идеальности...
Потом мы сидели в пяти метрах от ранее отбитого шурфа, уже помеченного репером с датой и данными нашего отряда, как пустышки, и Валя изредка бросал в него гальку в местах своего монолога, которые он хотел акцентировать.
- Завтра тут будет Рауф и вся жидовня (он ехидно усмехнулся), послезавтра - пол управления. Водки привезут по пол бутылки на брата: традиция при сухом полевом законе.
Валя неожиданно вздохнул почти со всхлипом.
- Завтра ты увидишь в бинокуляр то, что перевернёт всю твою жизнь.
Из потемневших и гневающихся отчего-то глаз тридцатилетнего везунчика с румянцем в пол щеки, видным даже сквозь бороду, на меня глянула вечность.
- А потом эти суки всё закроют и ты лет десять будешь давать и продлевать подписки, что ничего не видел.
- Валя...
- Молчи, а завтра прилично удивляйся и делай вид, что кроме твоего уродского (Валя хмыкнул) прибора и денег за полевой сезон с учётом премии за что-то там найденное, тебя ничего не интересует. А лучше нажрись, хоть с пол бутылки это нереально.
Он вдруг стукнул себя кулаком по коленке и протяжно выдавил фонему-рефрен:
- Су-у-уки, су-у-уки...
Всё это я вспомнил ударом молнии, когда, уже сотрудника Гохрана, меня привезли в" Северный". У чечена из людей Березовского, заваленного в аэропорту по их мудацкой вендетте, обнаружили под мошонкой (о! Господи) замшевый кошелёк с серенькими камушками.
Серенькими - это для вас, бывшие и будущие временщики, просравшие великую страну. Под бинокуляром, любезно (излишне любезно, я прибыл с мандатом от Лобова) представленным мне, лежали лучшие в мире алмазы прииска "Ломоносовского". Уходившие под присмотром "Семьи" неизвестно куда из аэропорта "Северный" в Чечне.
Говорят, на них инсургенты покупали оружие против наших мальчиков, ими же люди БАБа расплачивались за заложников и финансировали избирательную кампанию Путина. Так кого он там побеждал в Чечне, что ему безоговорочно отдал власть Ельцин ровно 10 лет назад?!
Валька, Валька... "
